...будет.

Когда мне будет двадцать один, я найду чем дышать Под кантри и инди. И без сигарет. Толку не было, в общем-то, так тебя защищать. Да и тебя толком нет. Давай же, вливайся в меня, тонкой спицей, Раскуривай и верти, как там тебе угодно. А небо сегодня не так, как обычно злится, И ногти облезли, и я от тебя свободна. Ты видел, какая красивая боль на словах? Но жаль, что не стоит того, что ночами в подушку. Я каждый день иду в душ. Я каждый день на стихах Сижу, как на смоуке. Такая вот жизнь подружка. И чашка с колючим чаем, без сахара – чтоб влезть в джинсы. Я мажусь красной помадой – похожа на проститутку. Которая так отчаянно пыталась найти принца. Не нашла и до этого дня каждый день тратит последний рассудок. На столе книги Маркеса. Рассказы трогают костно. Ты сегодня приснился мне. И не милый и не родной. «Ну привет. Как дела? Я решил позвонить просто… Если хочешь, то перезвони мне домой.
Комментариев: 0

от души.

У всех вас, на кого ни плюнь, внутри море да небо. И все вы такие  
утончённые, воздушные, экзальтированные, одним словом — иные, из другого  
мира, вы думаете, что вы лучше всех и мало того сами уже почти поверили  
в это. У меня внутри нормальная начинка из сердца, желудка, печени и  
прочих органов, благодаря которым я живу. И ебала я вас. Небесных.От души
Комментариев: 0

зажми мне рот чем-нибудь.

Зажми мне рот чем-нибудь, ну же, давай, перекрой, выломай крик от гортани до сгиба сухого бедра, пусть и так не пропускает ни звука простоватый и грубый крой, розовый край моего капризного рта, вылей мой голос из позвоночника телефонной трубки, и чтобы не спрашивали обо мне потом – притворись глухим, в темноте подъезда не успевшие обнять руки, пропущенные мимо вызовы, не случившиеся стихи, раскатистое эхо над сутулыми городскими барами, дотрагиваюсь и чувствую пульс железной щеки трамвая, ну, привет. я раньше не писала для тебя писем, когда еще просыпалась улыбающаяся, живая, сложным людям, по-моему, очень нужны простые и все банальное – не раз написанное на бордюре, поребрике, парапете – типа пить из одной чашки, раздеваться медленно, постранично, писать свое имя на твоей сигарете – и не тлеть, понимаешь, не оставаться без электричества.без денег, без смысла шатаясь в минус тринадцать, стать впадинкой легких твоих, выемкой неба и хотеть остаться, хотеть остаться, а потом посреди изувеченной каблуками улицы, посреди по-нежному заплаканного лица останавливаешься поправить волосы и сквозь зубы решаешь жить до конца 
октября, и после вроде ровно и хорошо. Утро. Лекция. 
А в голове ты приставляешь ладонь к моему мягкому рту, 
еще звонишь и еще пытаешься обещать 
не растягиваться на полшва по всему животу. 
в этом городе, сколько бы ни было тысяч лиц, переулков под горло, названий газет и толкнувших плеч,«Ты» надрывает облезлое сердце страниц, а мама все просит и просит себя беречь, а я так же не слышу сквозь осень, входя с обесцвеченными плечами, выстилая, стылая, худенькая, головной болью себе виски, смеюсь и смотрю в глаза, считаю, сколько там, чтобы не откачали… лежу, раздетая детски так, развороченная на куски, прокусываю – и половодье, запрокидываю голову, как будто меня еще кто-нибудь сможет услышать. И это уже ноябрь. И это уже девятнадцатый. Девятнадцатый. Холёный, крашеный в блонд, разлюбивший.и вообще, давай же, ладонью к самому рту, или до автово будет слышно тупую грусть, мою алкогольно-вульгарную, тяжеленную пустоту, которую потом кто-то в плеер и наизусть.
Комментариев: 0

Пока все стояли в очереди за счастьем, он сидел на бордюре и кормил церковным хлебом птиц. (с)

Девочка, просыпаясь утром, уже не казалась такой
красивой, губы пахли стаканом дешевого джин-тоника,
а шикарные волосы обещали тусклые вечера и вчера,
людей, которым их одежда дороже, чем ты сам.
Осень не умеет разлетаться белыми комочками
голубей, как только подходишь близко. я проверяла.
только жжет горло, как будто кушаешь песок, зачерпывая
горстями. подсела на тебя и больше не просыпалась.
девочки не могли мне простить, что я нравилась, а они нет.
а у меня когда-то тоже были распахнутые глаза, которыми
я слушала дождь.а у меня когда-то тоже было хорошо и негрустно.
но потом стали писать письма на другие адреса, расстреляли губы
рассветами. ты был с ней, а наречия с «не». жутко от промежутков.
и никого не касается, что я тебя уже не касаюсь. печаль носит мой
свитер и пытается пить электричество. потому что алкогольно больно.
и долбаная зима чужих взглядов, когда на улице сентябрь. Дно дней.
Лучшие моменты приклеены «Моментом» к стене. попробуй, оторви
вместе с обоями кожи. чувствуешь, это мокрые карнизы моей шеи.
чувствуешь, хрустнули хрустальные ветки метро. астма розовых, разовых
губ, а я закидываюсь болью в твоем почерке — и в постель. девочка на
утро некрасивая, некрасивая, а я… знаю, что такое воспоминания.
это где-то в позвоночнике, когда никто не звонит. это ловить ртом
стоны из телека. ники клиник и трава, которой травмируют любовь.
полоскало лаской. без ног и «но». я вспоминала, что такое воспоминания.
хотела заплакать, да вспомнила про нарощенные ресницы.
теперь слезятся лишь звезды.
Комментариев: 0

под сироп синяков.

Плачут парикмахерские и я. По тебе, по тебе.
Каждому кажется, что его боль сильнее, синее, банальнее
неба, чем в глазах, не бывает. Когда кричишь слова с мягким знаком, то незаметно, как мало в них кальция.
Тсс — волнообразно твердили пальцы, заткниииись — твердели зрачки
твои под техно, а я была еще хуже, уже, мягче под сироп синяков.
После снов на теле снова осень.
И складываются в боль ноли, и лбом в стенку твоего сердца,
дотрагивался через футболку, вот и не отстирываются
теперь раздетые ветром глаза, трепетные, детские, солёные.
Приватные письма расплавились в прикроватные, распишись
простывшим почерком проспектов на обесточенной ключице города, невесомостью в висках выстони меня, выстынь из меня.
Скоро зима, и улицы-шрамы забинтуют снегом. Забудут твои вывихи,
которых больше, чем выдохов, чем выходов из метро. Не тронь,
всё хотела выключить эти раскричавшиеся воспоминания, встряхнуть туман за впалые плечи, придавить рассвет за румяные ямочки щек, зашить море за слюни прибоя у ног. Громко разреветься утром, увидев
наболевшее т на белой бумаге. Худое ы.
Комментариев: 0

признание.

Просыпаясь ранним утром, самое страшное — это не увидеть его закрытых любимых глаз, не услышать его теплое сопение на ушко и не почувствовать знакомый родной запах его тела.Так страшно не ощутить его кончики пальцев на своем плече и не смотреть на него больше получаса улыбаясь. Жмуриться от первых лучей солнца и медленно потягивать руками вверх, одевать пушистые тапочки и, завязывая растрепанные волосы, самое страшное -не увидеть его отражение в зеркале.Так страшно прожить вечер без звонка на до боли знакомый и навеки выученный номер, а еще страшнее за целые сутки не услышать нотки нежности в любимом голосе. Как же я жила без тебя все это время? Как мучилась бесконечными серыми буднями, крепко сжимая наше фото в руке? Как прятала лицо в подушку по ночам, чтобы никто не видел моих слез?
Ты же знаешь, я ненавижу плакать, но страх времени и одиночества постоянно побеждал меня. В зимний вечер мне с тобой абсолютно не холодно, ты всегда согреваешь меня своим теплом.
Ты мой самый близкий друг, который всегда помогает, забывая о всех своих проблемах. Я так люблю твою поддержку, ведь ты отлично понимаешь меня как никто другой. Ты самый добрый человек на всей этой Земле, самый милый и самый желанный, самый восхитительный и неповторимый и ни в чем ни на кого не похожий. Мое сердце уже давным-давно греется в твоих ладонях, каждая его частичка навсегда принадлежит только тебе, каждая частичка навсегда только тебе принадлежит. Пожалуйста, не потеряй его. Любимый, ты — самый дорогой человек в моей жизни и только с тобой рядом я по-настоящему счастлива. Главное — не уходи от меня, будь всегда рядом, можешь даже просто молчать, но только будь рядом...
Пусть знает весь мир и пусть слышит вся вселенная, я не скрываю своих чувств, я по-настоящему люблю тебя...
Навсегда...
Спасибо, что ты есть...
Комментариев: 0

...на улице Чай Не Франция

«на улице, чай, не Франция» — и Бродский, как всегда, прав.
на улице — кофе и Питер, терпи. там выныривают из метро красивые
и далекие, берут друг друга губами за губы, губами за пальцы,
смеющиеся, милые, цветные. а ты только и можешь стоять с ними рядом,
беспомощно улыбаться — у тебя нет таких губ, таких трехкомнатных квартир.
и сердце-то у тебя всё в пломбах, в пломбах. и руки в тромбах. и жизнь в траблах.
забитое наглухо детство. короче, давай короче, и в одной комнате можно
быть одинокими, и долго падать в пробелы электронного письма, как в снег, и ночью
всегда кажется, что не услышат. забьем на этот межладонный проём, пойдем на красный,
поговорим по дороге самыми затасканными на свете (на лене и кате) словами.
ни обнять, ни ударить. внешность у тебя в нежность, а я, как дурак, вцепилась
тебе в куртку и стою, молчу, привыкнув, что все разговоры доходят до переломов.
останься, а то я совсем остыну. жалобно поскулю в спину автобуса, развернусь и
поеду на залив заливать горе. пять минут, за которые можно спятить. и потом дли недели
не для меня, но только возвращайся. как нарочно накрапывает боль, стонут движения,
до жжения пробки по утрам раздражают, слышим, как нас ничего больше не связывает:
ни голосовые связки, ни бинты, ни килобайты. облезлое метро не налезает на город,
не может без паники пьянок и бьющих ног, а мы все просим, чтобы с нами поговорили,
просим в телефон людей, которые молчат. окончательно так, до нервных окончаний,
безнадежно, насовсем. мама, я не знаю, откуда бывает так грустно посреди
переполненного проспекта, зачем так орет в уши ветер, и как взять и заткнуться.
«на улице, чай, не Франция» — и Бродский, как всегда, прав.
на улице — кофе и Питер, терпи. впалые щеки подушек, выпирающие ребра батареи,
арки домов как красиво очерченные брови. я не блюю стихами, я ими люблю.
мы — это когда один поцелуй в ключицу больнее удара.
Комментариев: 0

...и чужие квартиры звенят над моей болью. (с)

Помнить – это не чувство, нет. Всего лишь привкус. Привкус разбитых, выношенных губ, на которых
так детско, так пронзительно застывал татуаж побледневших синяками зим, однокомнатных квартир,
деревянных улыбок, готовых выброситься в окно. Так много несказанного синего цвета, так много
несобранных игрушек. Не успели? 
Выпустили цветы из рук, оставили медвежат на полках, бросили под диваном чужие щеки с привкусом хромого понимания. Папа всегда говорил, что не любит детей. Мама плакала на кухне, затыкая в себе боль, чтоб ребенок не услышал, что не нужен, не скатился по стеночкам, не запнулся каблучками о крошечное сердце.

Когда мне было семнадцать, я простила даже прохожих, опечатками рук скользивших вдоль надтреснутых пальцев. Они так искренне говорили, что я нужна, а потом взяли и прошли, прошили, выжгли. 
Я простила друзей, которые не оставили номер телефона и будто бы забыли позвонить. Я простила, правда простила, запечатала переломанными пальцами в губы, закрепила синими и красными заколочками по волосам, нарисовала на стекле. Жила, как устанавливала программы, методом: «Далее, далее, готово». Только пробки перегорели, но духи не кончаются, и снова пахнет болью от Нины Ричи, привкусом перезрелой вишни, забывшимися скандалами в бездыханных переулках. Я простила даже вывихи и бинты, переставшие казаться метафорой, даже кожу, въевшуюся отчаяньем пудры, невыносимым карим взглядом тонального крема. Подвалы соседнего.
Так что там мои губы? Ах да…. Они растекаются и сейчас, кривятся розовыми полосочками, портят белую бумагу, коверкают воздух, пересекаются, контура нет. Пятнышки. Пятнышки вместо губ. И насильственные улыбки, скрипучие, чужие, застывшие детством в подушку. Смайлы-смайлы. 
Девочки-припевочки. На них не хватает кисточки, потому что слишком много зимы. Слишком много детства, оставленного пятнами на простыни. Слишком много песочных трещинок, раненых припевов на шее. Грубые кусочки незалеченных чувств.
Помнить – это привкус, когда в шесть лет понимаешь, что ты не нужна, и винишь себя, стирая с тусклых ладошек грубоватые родительские поцелуи, понимая, что на все чувства не хватит ластика.
Комментариев: 0

вписки.

вписки, выписки, наливай и сваливай, еще одна твоя не она,
валиум, завали, прозак, зрачки тихие такие, зачем, Господи, зачем
ты меня еще помнишь. а я стала ничем, красивым таким ничем, белокурым. обо мне
больше в больничном листе, и если ты знаешь мои стихи, ты ничего обо мне не знаешь.
не Блок, а блок сигарет расскажет, как вываливается грусть из сердечной мыщцы,
как тело слетает нормально так после первой затяжки, стонет где нужно, бросается
на кухню босиком за тобой, втискивает пощечины в ленолиум, вывихнутые выходные,
недоеденную скучную овсянку, всё своё обветренное нутро, неспетое аутро, etc.
понимаешь, самое больное — это когда уже ничего не болит, а ты еще ребенок.
в память врезалась не машина, прооралась и все зашила, как узко и деревянно
смеялись на потертых партах, нервы, орви. отпечатавшаяся в снегу шея двора,
свернутые лопатки у глухой стены, у слепой весны, обещай ударить вместо поговорить,
и утром… это… уезжай, пожалуйста.
хэй, небо, я бы тоже кинула в тебя снегом, но у моей жизни болит живот.
весна складывает вдвое на теплой постели, память вышивает крестиком
на цепочке, улицы в марте как после лоботомии — с капельницей дождя,
серыми венами, вспоротыми такси. исколотый зонтами воздух и тротуар,
тротуар длиннее ресниц твоих, длиннее траура по башням-близнецам.
им смешно, милая улица, они гладят тебя
каблуками по голове и ступают, тупые, прямо в затвердевшие лужи.
на самом деле, я бы тоже на твоем месте приложила бы их льдом с крыши,
но вместо этого прошу — найди мне место внутри, м?
так обидно за каждую выщербленную поцелуями щеку, за долги и ложь,
за любое незнание, что сказать, за непротянутую руку, даже банальное
невнимание как пневмония. каждый новый человек у меня — моя будущая
сдохшая сказка, будущая ночь с тихими зрачками, вписками, выписками,
наливай и сваливай, каждый новый человек — еще один мой не ты.

это то, что я всегда не отвечаю 
на вопрос 
«как дела?»
Комментариев: 0

я никакая.

— я снова влюбилась в твой голос, заткнись.

я никакая, я жду трамвая. и сердце палёное не бьётся, даже когда падает.
и сколько же еще нас таких, примерзших к остановкам, сонорных,
не случившихся под тире и титры, под протяженность поцелуев между этажами, под заваленные зачеты. задыхающиеся рты, уткнувшиеся в задыхающиеся сигареты. ты,
затихающее не во мне, не в овале Летнего сада, а у нее волосы, знаешь, волосы — как кавычки — цитируют лицо. самое главное, говорят, правильно поставить язык, но ведь ты больше не моё твёрдое нёбо, и с этим ничего не сделаешь, не переплачешь самый осенний дождь, бьющий в желтую куртку. дым выел легкие, не оставил, но любишь
даже на фильтре губы его, встаешь в семь, мучаешь мышцы улыбки, сокращаешься, как самая обычная дробь, длишься и длишься в эти смеющиеся снимки, в надорванный воздух, простуду
«прости» воздушно-капельную, но как, как, если ждала так, лизала лезвиями ладони, пульс в минус и
что-то там еще. ну, как у всех. через раскинутые бёдра набережной кто-то уносит твое дыхание. сколько нас таких,
примерзших друг к другу, замолчавших, которым при прощании хочется вбить одну руку в другую, только бы не отпускать, не опускать веки до бездорожья в памяти, до камней,
дефектов картавого на октавы ноября. паузами зажатое сердце в самую середину мегаполиса,
но поздно уже западать на каждое запястье -
они так и будут, эти хистори, от которых ори-не ори, всё больно.
Димка, Дима, Димочка, и эти глаза чуть покрепче держат, чем предыдущие.
сколько нас таких, обмотанных матами по самую шею,
шероховатых в судорогах трамваев, облезающих слоями слов, которые не получается сказать.
напои меня уже, черт возьми, если напеть не очень-то получается.
да, я не Вера Полозкова и не Наташа Водянова — я каждое утро не нахожу,
куда деть себя, что надеть.
Комментариев: 0
Страницы: 1 2 3
накрутка лайков вк
Lena
Lena
Было на сайте никогда
Родилось: 15 Сентября
icq: 643716598
Читателей: 11 Опыт: 0 Карма: 1
все 7 Мои друзья